Заключение I. Рефлексивное

Tego eseju nie ma w wydaniu rosyjskim Pożaru serca. Podobny los stał się udziałem tekstów poświęconych Wieniediktowi Jerofiejewowi, Nikołajowi Rubcowowi i Władimirowi Wysockiemu.

/

Заключение I. /

Рефлексивное

 /

Я предлагаю рассматривать «Пожар сердца» как текст, вписывающийся в направление исследований избранных вопросов литературной жизни России XIX и XX веков. Уже давно установлено, что невозможно понять все механизмы функционирования писателя в обществе без учета в этом процессе роли его официальной спутницы жизни[1]. Можно даже говорить – оставаясь в кругу проблематики социологии литературы – о зарождении «женологии» и «вдововедения». В особенности заслуживают того, чтобы их процитировать, замечания Юрия Дружникова и Константина Ваншенкина.

Первый является автором классификации, ставшей уже классической: «Всю жизнь вольно или невольно наблюдая за многочисленными русскими писательскими женами, мы постепенно пришли к выводу, что они делятся (хотя, конечно, такое деление условно) на три категории. 

Первая категория: жена-вдохновительница. Такая супруга - единомышленница, соавтор, первый читатель, советчик, стенографистка, машинистка, редактор, корректор, менеджер, литературный агент, etc. Примеры: Софья Толстая, Анна Достоевская, Надежда Мандельштам, Вера Набокова, Мария Синявская, другая Наталья -- Солженицына... Если присовокупить ныне здравствующих писателей, набирается не так уж мало подобных жен. 

Вторая категория: нейтральная жена. Не мешает, но и не помогает, не препятствует, но и мало или из вежливости интересуется, мирится с писательством, как с инвалидностью. По-видимому, самая распространенная категория. 

Третья категория: жена мешающая, отвлекающая от литературы, тянущая вниз, требующая заняться чем-то более практичным, дающим больше денег. В конце, если нельзя продать, выбрасывающая на помойку архив мужа и быстро выходящая замуж за положительного военного или чиновника. Нам кажется, такая крайность -- довольно редкое явление»[2].

В свою очередь Ваншенкин[3]разделил жен русских писателей на пять групп:

1. «просто жены», «верные, преданные», отноящиеся к занятию мужей как к виду работы, которой можно овладеть, которой можно научиться, и при этом со многими достоинствами (удобно, дома); с мужьями никуда не ездили и нигде не бывали (даже в Центральном Доме Литераторов), эта категория вымирает;

2. «жены-консультанты по вопросам общественного поведения мужа»; помагают партнерам заводить полезные знакомства, нужные контакты, заботятся о карьере мужа; очень деловые;

3. жены, определяющие иерархию в искусстве по критерию материального положения; «они никогда не перечитывают книг своих мужей, не читают рецензий»; это им не нужно – они ведь и так прекрасно знают, что за писатель их муж;

4. «фирменные жены» – переходящие от одного писателя к другому (иногда – к третьему): они чувствуют себя переходящим знаменем; чаще всего выбирают мужа, который намного старше их, добросовестно заботятся о состоянии его здоровья (измеряют давление, делают уколы, ходят в магазин, выполняют обязанности водителей), но это анонимная забота медсестры, а когда старичок уже умрет – ищут следующего и находят, так как «на них всегда спрос. Благородная профессия»;

5. жены эмансипированные, которые делают карьеру (научную или в издательстве); у них своя жизнь и зарабатывают они порой больше, чем муж.

После смерти мужа или после развода большинство из них (может быть, за исключением представительниц последней группы) чаще всего функционирует в прежней среде, не представляя себе жизни вне его (вне «клана»).

 

Я предлагаю рассматривать «Пожар сердца» как очерк истории российских нравов с только им присущей системой знаков. Не случайно в монографии Джеймса Р. Петерсена «Столетие секса»[4]родина Толстого упоминается только раз – как страна, в которой аборт был разрешен на полвека раньше, чем в Соединенных Штатах.

 

Я предлагаю рассматривать «Пожар сердца» как альтернативный учебник по русской литературе, поскольку – как я полагаю – часто проникновение в чье-либо «творчество» невозможно без предварительного ознакомления с его «жизнью» (интимной). 

 

Я предлагаю рассматривать «Пожар сердца» как комментарий к афоризму Льва Николаевича: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему» («Анна Каренина»).

 

Я предлагаю рассматривать «Пожар сердца» как роман в шестнадцати частях о свехчувствительных (или: нетрадиционно чувствительных) мужчинах, которые любили, женились, изменяли, совершали самоубийства, разводились, а также о женщинах, которые любили, выходили замуж, изменяли, совершали самоубийства, разводились. То есть о художниках, которые свою жизнь подчинили Искусству.

---

[1]В двух последних столетиях в русской литературе доминировали мужчины, и поэтому недостаточно данных, чтобы построить поведенческие модели мужей известных писательниц. Не говоря уже о том, что, например, на рубеже XIX и XX веков  часто возникали писательские супружеские пары (Зинаида Гиппиус – Дмитрий Мережковский, Лидия Зиновьева-Аннибал – Вячеслав Иванов, Анна Ахматова – Николай Гумилев). Лишь в недавнее время – на фоне едва заметной эрозии патриархального общества – завоевали популярность дамы (Александра Маринина, Дарья Донцова), решительно отодвинувшие в тень своих партнеров.

[2]Дружников Ю. Стотринадцатая любовь поэта. https://www.litmir.me/br/?b=58357. Попутно автор заметил: «Число писательских жен значительно превышает число писателей […]».

[3]Ваншенкин К. Писательские жены. // Литературная газета, 23.07.1997, № 30, с. 12.

[4]Petersen J. R. Stulecie seksu: Historia rewolucji seksualnej 1900–1999 według “Playboya”. / Tłum. A.Jankowski. Poznań, 2002.